Парадокс Власа Уварова - Страница 7

Влас Константиныч никак не мог осознать, в чем его утешают. Он молча заворачивал синюю тетрадку в газету, а душа ликовала. Идею одобрили! И не где-нибудь, в столичном институте. Теперь все убедятся, что это не заскок, не химера, а реальное дело. Он зашпилил для верности карман пиджака английской булавкой. Еще раз незаметно пощупал тетрадку.

— Ну, желаю успеха, — профессор привстал. — Придумаете что-нибудь новенькое, милости просим. Приезжайте, присылайте без всяких там официальных церемоний.

Влас Константиныч растроганно пожал профессору руку, попрощался с его молодыми симпатичными сотрудниками. Скорей бы теперь на завод, за дело.

Когда он уже был за углом, послышались торопливые шаги.

— К метро? Тогда нам по пути.

Это был Прокофьев. Видно, Платон Иваныч очень спешил, потому что запыхался и выскочил на улицу совсем раздетый, хотя накрапывал дождь. Квартал они прошли молча.

— Кстати, — нарушил молчание Прокофьев, — ваше «яйцо» профессору действительно пришлось по душе. Зацепило старика за живое. Очень уж, говорит, остроумно задумано. Если бы не перегрузка наших лабораторий… Позвольте дать вам один совет. Не очень настаивайте, если на заводе откажут. Идея новая, необычная, все может быть. Главное — не писать никуда жалоб. Зря только время потратите и нервы. У всех план, все своими делами заняты. Приезжайте-ка лучше к нам. Вместе обмозгуем, как быть. Ну, счастливо!

Прокофьев улыбнулся ему на прощание и свернул в переулок.

Два психических процесса, говорят психологи, не могут происходить одновременно. Радостный подъем, переполнивший Власа Константиныча, просто не оставлял в его мозгу ни одного нейрона, свободного для опасений. Но вскоре начались неприятности. Главный инженер, к которому пришел Влас Константиныч и который обычно поддерживал заводских новаторов, как только узнал, в чем дело, повел себя неприветливо и даже отчасти странно. Влас Константиныч никак не мог ему растолковать, что создание «яйца» не потребует больших затрат, что все почти сделает он сам, своими руками, нужно лишь разрешение и кое-какие детальки. «Нет, не могу», — упрямо твердил главный и пожимал плечами. Он с раздражением глядел на эскизный чертеж магнитостата, который Влас Константиныч развернул перед ним на столе, и нетерпеливо барабанил пальцами.

— Хватит, довольно, — он резко оборвал увлеченного изобретателя, — я уже все понял. Понял, что идея с этим вашим яйцом чепуховая, прямо сказать, никчемная. Отзыв? Положительное заключение? Да я вам заключение хоть на вечный двигатель напишу. Им нужно было от вас как-то отделаться, они и написали. Бумага все стерпит. Пусть на заводе, мол, отдуваются. А мы тут не в бирюльки играем. У нас производство. Бросьте, Влас Константиныч. Человек вы серьезный, положительный. Поверьте, есть дела поважнее. Как раз сейчас нашу основную модель, ну, кровать с никелированными шарами, торговцы опять требуют снять с производства. Устарела, мол.

Главный инженер нервно схватил со стола красный хрустящий бланк.

— Полюбуйтесь. Придется осваивать новую, с нейлоновым балдахином. Вот где настоящий простор для творчества. Изобретай, выдумывай, пробуй. Но изобретай не что попало, а то, что нужно заводу. В общем, не обижайтесь, Влас Константиныч, а затеи ваши с яйцами там или с курицами придется бросить. Все силы надо сейчас отдать кроватному производству.

И он встал из-за стола, как бы говоря: беседа окончена.

Разговор с главным инженером Власа Константиныча огорошил. Он не ожидал такого пассажа. Влас Константиныч совсем потерялся. В магнитостате у него сомнений и сейчас не было. Но разве его у себя в сарае построишь? Тут он вспомнил напутственные слова Прокофьева и понял: все выходило точно, как он тогда говорил. Значит, надо к нему и ехать.

… Прокофьев встретил Власа Константиныча, как старого знакомого Он терпеливо слушал его рассказ и понимающе кивал головой.

— Я тут тоже не сидел сложа руки, — сказал он под конец, — обращался в ваше министерство. Но у них свободных мощностей действительно нет. «Если бы они сами у себя на заводе взялись, мы бы не возражали». Так намекнул мне инженер в техуправлении. Кстати, народ на вашем заводе квалифицированный, железные кровати давно перерос.

— Да, народ у нас башковитый, — вставил Влас Константиныч, — жилистый.

— Ну, и чудесно. Убедите директора, техсовет.

— Гиблое дело, — Влас Константиныч разочарованно помотал головой, — я, Платон Иваныч, уже говорил…

— Знаю, что гиблое, сам знаю. И все же есть один способ. Вы хорошо знакомы с историей вечного двигателя?

— Вечного двигателя? — Влас Констчнтиныч пожал плечами. — В школе еще… перпетуум-мобиле первого рода невозможен. Второго — тоже. — Он поморщил лоб. Ну, помню еще несколько схем. Цепочка с шарами на наклонной плоскости. Насос льет воду на турбину, турбина вращает насос. Или магнит притягивает шарик…

Прокофьев взял со стола объемистый том в черном переплете.

— Вот здесь тысяча разных схем. Как говорится, истина только одна, а число заблуждений может быть бесконечным. Но нс в этом дело. Воэьмите-ка книжицу с собой, изучите ее хорошенько. Не удивляйтесь только, не удивляйтесь, скороговоркой добавил Прокофьев, — я вам все сейчас объясню.

… Домой Влас Константиныч добрался лишь поздней ночью. Под мышкой он нес черный клеенчатый том, аккуратно обернутый свежей газетой. Через каждые несколько шагов он задумчиво произносил «хмм… я» и покачивал головой.

Директор растерянно глядел на яйцо, парившее над цеховыми крышами. «Ишь, кренделя выписывает», — сказал кто-то в толпе. Директор обернулся, кругом были люди. Прибежали даже кочегары и девчонки — телефонистки со станции. Толпа стояла так плотно, что яблоку некуда было упасть. Куда же сесть-то яйцу? Как бы угадывая неопределенное помавание директорской руки, из-за его спины выскочил Павел Матвеич. Сложив ладони трубочкой, юрист-снабженец отбежал для приличия на пару шагов и закричал в небесную синь: «Товарищ Ува-а-аров! Спускайтесь!» И стал освобождать пятачок для посадки. Толпа расступилась.